Не хотел бы я быть ученым. Сначала они изобретают какую-нибудь теорию, чтобы понять мир, а потом понимают, что своими теориями изобретают другой мир, который становится хуже
Первый научно-фантастический рассказ Павла АМНУЭЛЯ, тогда девятиклассника бакинской средней школы, был опубликован в журнале «Техника — молодежи» в 1959 году, то есть 62 года назад. С тех пор он закончил физфак и много лет проработал в астрофизических лабораториях России и Израиля. Изучал физику звездных атмосфер, двойные звездные системы, планетарные туманности. Опубликовал множество научных работ. И не переставал писать фантастику. Причем твердую — science fiction с научной нетривиальной идеей. Такова и «Месть в домино» — опера-детектив в двух актах.
Начинается роман с убийства на сцене Бостонской лирической оперы 17 февраля 2009 года во время репетиции оперы ВЕРДИ «Густав III». Итальянский тенор, исполняющий партию шведского короля, был заколот кинжалом в тот момент, когда согласно либретто его ударил кинжалом взревновавший к нему друг-секретарь. Нож, понятно, был из папье-маше. Чуть позже стало известно, что в тот же день и час в Стокгольме во время репетиции оперы ВЕРДИ «Бал-маскарад» был убит кинжалом тенор-исполнитель главной роли губернатора Бостона. И тоже в тот самый момент, когда по ходу действия его должен был ударить ножом и ударил (бутафорским!) ревнивый друг и секретарь. Самое удивительное, что игралась одна и та же опера, просто маэстро ВЕРДИ в свое время был вынужден из-за итальянской цензуры изменить место действия и имена персонажей.
Ход расследования убийств перемежается с событиями XIX века, рассказывающими, как ВЕРДИ создавал эту оперу. Так что структура книги напоминает классический «Визит к минотавру» братьев ВАЙНЕРОВ.
Первое, что приходит в голову по прочтении – «Сад расходящихся тропок» Хорхе Луиса БОРХЕСА. Впрочем, ассоциация с этим рассказом всегда возникает при чтении любого произведения, завязанного на концепцию Хью ЭВЕРЕТТА:
— В большинстве этих времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я — нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в мой дом; в другом — вы, проходя по саду, нашли меня мертвым; в третьем — я произношу эти же слова, но сам я — мираж, призрак.
Не вижу смысла далее развивать аналогию, так как на эту тему уже писано много раз.
В качестве затравки автор в полустраничном вступлении, еще до рассказа об убийстве, цепляет читателя острым крючком:
— Я знаю имя убийцы. Но мне не убедить в этом старшего инспектора Стадлера.
Он тоже знает имя убийцы. Но убежден в том, что никогда не сможет предъявить ему обвинение.
Самое странное, что это – одно и то же имя.
Это сказано через полгода после основных событий книги: а после начинается ретроспективное повествование, в ходе которого поминаются и тайна закрытой комнаты, и Артур Конан Дойл, и Ниро Вульф с Эркюлем Пуаро, и конечно же «серые клеточки» — как же без них.
Два следователя: плохой и хороший. «Плохой» – жесткий, цепок как бультерьер, упорен, конкретен и приземлен. «Хороший» — тот, кто оказался способен, отбросив все мыслимые версии поверить в неправдоподобную. Он даже сам цитирует эту фразу Шерлока Холмса. Впрочем, приехав в Бостон из Стокгольма, полицейских прав здесь не имеет.
Исторические главы с Верди дают объем, еще одно измерение повествованию: здесь тоже все запутанно и проблемно. И в какой-то момент маэстро восклицает в сердцах на итальянских цензоров:
— Бедный Густав. Его убили дважды.
Что и произошло полтора века спустя. Есть еще несколько аналогичных перекличек того, что происходит в XIX веке, и того, что — в веке XX.
Что касается оперы, парадоксально, конечно, что Густава III играют в Бостоне, а о бостонских реалиях – в столице Швеции. Но это — еще один сюжетный крючочек.
Единственный недостаток: роман написан слишком ровно, сконструировано, без перепадов — умом. Но...
Года через три после выхода книги Павла АМНУЭЛЯ, в рамках цикла «The Met: Live in HD», я смотрел на хорошем большом киноэкране с великолепным объемным звуком трансляцию «Бала-маскарада» из нью-йоркской Метрополитен-оперы с Дмитрием ХВОРОСТОВСКИМ. Играли тот вариант, где король Густав III. Великолепная постановка. Паж Оскар кружится в увертюре с белыми ангельскими крыльями, которые вдруг, в какой-то момент — когда зазвучала тревожная музыка — оказались так тесны и неудобны, что он их сбрасывает, со страхом и недоумением смотря на них. И сам бал-маскарад в конце, когда на сцену от задника поднимаются заговорщики и их сопровождающие с черными демонскими крыльями и масками смерти на лицах.
В начальных титрах так и было сказано о персонажах: граф Рене Анкарстрём (в другом, бостонском варианте – Ренато) и мадемуазель Арвидсон (предсказательница, в американском варианте оперы – Ульрика). Однако в сцене, где королевский суд собирается отправить в изгнание гадалку, судья отчетливо поет «Ульрика», а в сцене, где Амалия вынимает из вазы имя того, кто должен убить короля, – громко поется «Ренато». При этом во всех сценах с королем звучит — Густав (эту постановку и сегодня можно отыскать в интернете).
И я почувствовал, что со мною происходит то же, что и в книге Павла АМНУЭЛЯ:
— Представьте, что в реку падают две ветки дерева, течение то прижимает их друг к другу, то разводит в стороны, а потом обратно. На физическом языке такое явление называется склейкой. Будто действительно на какое-то время — короткое или длительное — склеиваются две реальности.
Параллели и пересечения хора «Va, pensiero» в «Смерти негодяя», «Крестном отце 3», «Цвете денег» и «Преисподней»
Переключая каналы, зацепился за «Смерть негодяя», память о котором уже выцвела после давнего советского просмотра. Фильм 1977 года режиссера Жоржа ЛОТНЕРА. Крепкий ремесленник в жанре «полицейской криминальной драмы», лишь единожды взлетевший выше головы с фильмом «Профессионал». Все остальное — от сносно до «вполне неплохо». Чуть-чуть выше второй из этих категорий разве что «Кто есть кто?» и «Смерть негодяя» (Mort d'un pourri).
Смерть негодяя
На самом деле, «pourri» не переводится ни как «негодяй», ни как «подлец» (есть и такой вариант). Точнее будет «прогнивший», «протухший», «продажный», «гниль», «коррупционер».
В Советском Союзе любили такие фильмы, показывающие степень продажности и разложения верхушки буржуазного общества. Впрочем, в современной России можно смело делать ремейк, изменив лишь имена и перенеся место действия в Москву.
С точки зрения фильма, как художественного произведения, сделан он слишком лобово и декларативно, а главный герой Ксавье Марешаль в исполнении Алена ДЕЛОНА прямо рыцарь без страха и упрека: весь в белом посреди политического дерьма, готовый душу отдать «за други своя».
Его друга-депутата Филиппа Дюбая, с которым они вместе служили в армии (в Алжире, надо полагать), застрелили и он ищет убийцу. И он нашел его в самом конце фильма (неожиданно для зрителей, даже не подозревавших этого человека), до того попав в центр опасных разборок из-за доставшегося ему от Филиппа списка с компроматом на сильных мира сего.
Пресловутым негодяем оказался как раз Филипп Дюбай. Ксавье это понимает, но для него друг – это свято, независимо от его «негодяистости», тем более, что она была направлена не на него, а на других точно таких же продажных политиков.
Игра Алена ДЕЛОНА в этом фильме ничем не отличается от
ряда его аналогичных ролей. Но хороши Клаус КИНСКИ в роли некоего закулисного международного деятеля и Орнелла МУТИ – как любовница убитого Филиппа, снимавшаяся, не зная ни слова по-французски.
Однако не о фильме я хотел рассказать, а об одном эпизоде из него. Когда убийца пришел в квартиру вдовы Филиппа, он, чтобы ее криков не было слышно, вставляет кассету в музыкальный центр. И звучит знаменитый хор иудейских рабов «Va, pensiero» из «Набукко» Джузеппе Верди. Любопытно, что в титрах это не указано. Нет об этом информации и в справочных материалах о фильме.
Крестный отец 3
В фильме Фрэнсиса КОППОЛЫ «Крестный отец 3» мелодия хора иудейских рабов звучит ровно в середине. Ее играет местный оркестр, встречая Майкла КАРЛЕОНЕ, приехавшего на Сицилию в городок Багерия. Встречавшие развернули плакат «Добро пожаловать, commendatore Майкл Карлеоне». «Commendatore» его называют прежде всего потому, что он является рыцарем-командором официального ватиканского ордена. В самом начале от имени Папы его наградили выдуманным орденом Святого Себастьяна, похожим до степени смешения на реальный ватиканский орден Святого Сильвестра.
Здесь требуется пояснение. Премьера «Набукко» о бедствиях евреев в вавилонском плену состоялась в 1842 году в Милане. Опера соотносилась с тем, что происходило в Италии, немалая часть которой находилась под владычеством Австрии. Зрители соотносили себя с плененными рабами:
— Лети, мысль, на золотых крыльях;
лети, отдыхая на горах и холмах,
туда, где воздух напоен теплом и нежностью,
сладостным ароматом родной земли!
Поприветствуй берега Иордана,
разрушенные башни Сиона…
О, прекрасная утраченная родина!
Дорогие, роковые воспоминания!
Необыкновенный успех оперы, мгновенно прославившей ВЕРДИ, в первую очередь связан с политической конъюнктурой. «Va, pensiero» стал одним из гимнов национально-освободительного движения Рисорджименто, завершившегося в 1871 году переносом столицы единого Итальянского королевства из Флоренции в Рим. Когда гимн страны «Братья Италии» с 1946 по 2005 год считался временным, рассматривался вариант замены его на «Va, pensiero».
Сисси. Трудные годы императрицы
Хорошей иллюстрацией к вышесказанному является концовка австрийского фильма 1957 года «Сисси. Трудные годы императрицы». Это третья часть сделавшей актрису Роми ШНАЙДЕР знаменитой кинотрилогии об австрийской императрице Елизавете, супруге Франца Иосифа.
Молодая императорская чета приезжает в вассальный Милан, где местная аристократия приглашена ими в «Ла Скала» на «Травиату», после которой ожидался официальный прием. Итальянские принцы и герцоги отправили вместо себя на представление одетых в богатые одежды слуг. А театральный оркестр в присутствии австрийского императора с супругой сыграл незапланированную «Va, pensiero», которую, встав с кресел, подхватили миланские зрители-слуги.
Это был скандал: яркая демонстрация протеста против австрийского владычества. Однако Сисси невозмутимо захлопала по окончанию песни, ее поддержали император и свита, так что скандала не получилось. А после слуги под именами хозяев были приглашены на официальный прием.
Типичный большой голливудский стиль 50-х (так как сделано не в Голливуде, то – псевдо-голливудский). Фильм легкий, с юмором, но официальной критикой принят не был, хотя и номинировался на «Большую пальмовую ветвь» в Каннах.
«Благородный китч для простых умов», «Смотреть этот фильм — все равно что копаться в баварском пироге с кремом большой ложкой прямо из тарелки» — это из немецких критических отзывов о всей трилогии. Или вот:
— Сисси обладает расслабляющим, почти успокаивающим действием, потому что просто хочет развлечь и порадовать нас, вместо того, чтобы тащить через хриплый фарс или ломающую руки мелодраму. В ней есть приятное сочетание реальности и волшебства сказки.
Трилогию сравнивали с опереттой без песен за яркость, легкость и красивость. Обвиняли в искажении образа Елизаветы Баварской, которая на самом деле, как пишут, была особой депрессивной.
Может быть. Это, конечно, не «Людвиг» Лукино ВИСКОНТИ, где Роми ШНАЙДЕР через 15 лет сыграла ту же самую Елизавету, но лично я много лет назад посмотрел всю трилогию вместе с группой в экскурсионном автобусе, возвращаясь из тура по Австрии и Германии с большим удовольствием. И это впечатление сохранил по сию пору. Боюсь, что ВИСКОНТИ бы там не пошел.
Цвет денег
Мартин СКОРСЕЗЕ в 1986 году снял спортивную драму «Цвет денег» (если, конечно, бильярд можно назвать спортом). Зеленое сукно бильярдных столов похоже на цвет долларовой банкноты – отсюда и название.
Как сказано в отечественной (да и в англоязычной тоже) википедии, главный герой — Эдди Фелсон (Пол НЬЮМАН) «занят спокойным и доходным бизнесом по перепродаже спиртного». Это вранье. Он пробавляется бизнесом криминальным: продает мелкооптовые партии фальшивого алкоголя известных марок.
Более четверти века назад он был одним из лучших игроков страны. Об этом — фильм 1961 года «The Hustler», где молодым Фелсоном по кличке «Быстрый Эдди» был тот же НЬЮМАН. И по определенным причинам был вынужден надолго оставить большой бильярд.
А теперь пробавляется по маленькой, натаскивая некоего Джулиана. Именно с этим Джулианом они и должны были отправиться на чемпионат страны в Атлантик Сити. Во всяком случае, Эдди говорил об этом с партнером как о цели. Но он увидел игру Винсента (Том КРУЗ). И с ним произошло то же самое, что с Ромео при виде Джульетты, тут же затмившей его предыдущую возлюбленную Розалину. Или с Мастером, тут же забывшем о предыдущей жене: «-Вы были женаты? -Ну да, вот же я и щелкаю…На этой…Вареньке, Манечке…нет, Вареньке…еще платье полосатое…музей…впрочем, я не помню».
Впрочем, эти аналогии – точка зрения брошенного Джулиана. Сам Эдди сначала увидел в Винсенте только реальный шанс наконец разбогатеть:
— У нас с тобой есть скакун. Чистокровный. Ты за ним ухаживаешь. Я учу бегать. Это наш бизнес. Очень выгодный бизнес. Я ясно говорю.
Винсент и в самом деле выглядит как молодая полная энергии гарцующая лошадка, уверенная, что она лучшая. И деньги ему не интересны. Мозгами Винсент соглашается: необходимо периодически поддаваться, дабы раскрутить соперника на более крупные ставки, но игра так захватывает, что его натура не выдерживает сдерживающей уздечки. Он так искренен и неудержим в своем стремлении выиграть, что «заражает» этим чистым чувством Эдди, увидевшего в нем себя молодого, «подстреленного» 25 лет назад деньгами на взлете.
И Эдди пытается вновь «взлететь». Нам показывают его, обновленного — выныривающим из бассейна, подбирающим очки: чтобы бить правильно по шарам, нужно острое зрение. Вот в этот момент и звучит «хор иудейский рабов». Эдди освобождается от плена ежедневной заботы о сшибании очередной сотни или тысячи, и возвращается к чистой и свободной Игре, стремясь только и исключительно к победе.
И встречает в Атлантик Сити изменившегося и заматеревшего Винсента, для которого игра теперь – лишь способ заработать.
Танго
«Танго» 1998 года Карлоса САУРЫ – это гимн танго. Он похож на трепетно любимый мною «Весь этот джаз» и на «Восемь с половиной». Но это не мешает ему быть самобытным. Главный герой Марио создает танцевальное шоу, находясь между женщиной, из его жизни уходящей, и женщиной, в его жизни появляющейся. Что-то реально происходит, что-то ему кажется, что происходит, но все это преобразуется в элементы шоу. Некоторые из этих элементов существуют только в его голове.
В начале фильма он смотрит крупным планом прямо на нас, а на самом деле в объектив кинокамеры, который в следующий миг оказывается в танцевальном зале, где его жена танцует с другим, рядом Марио с ножом в руках — удар… Но это только его воображение.
Ножом пырнули во время представления в конце фильма Элен, новую любовь Марио, которая была раньше девушкой продюсера шоу полукриминального Анхело. И не вполне понятно: в жизни это произошло или на сцене? Она вроде бы поднимается, но не помнит, что произошло. И Анхело, только что кричавший «Не-е-т!» зловещего вида актеру в ножом, ранее замеченному в его компании, говорит Марио, что все великолепно, он – гений СуперМарио, завтра «в шесть утра начинаем». И тут же на первый план выступает кинокамера, смотрящая то ли на сцену, то ли на нас, зрителей. И зеркала.
Не зря в фильме упоминается БОРХЕС с его художественными исследованиями реальности и отражений: «Миражный мир, что будничного явней» (это из стихотворения БОРХЕСА «Танго»). Мы видим в начале фильма макет сцены (та самая борхесовская карта) с искусственными фигурками мигрантов, а в конце — саму сцену и живых актеров в виде мигрантов, исполняющих «Va, pensiero». Они теперь на чужбине и им только и остается вспоминать: «О, прекрасная утраченная родина!»
Забавно, что в 2019 году находящийся под домашним арестом Кирилл СЕРЕБРЕННИКОВ поставил в Гамбурге «Набукко» Верди, буквально осуществив идею САУРЫ. В хоре "Va, pensiero" пели 35 реальных мигрантов-беженцев.
Инферно
Дольше и больше всех остальных «Va, pensiero» звучит в фильме ужасов Дарио АРДЖЕНТО 1980 года «Преисподняя». Первая треть буквально пронизана им. Сначала «хор иудейских рабов» слушает Марк на семинаре в консерватории, а еще через 12 минут пластинку с мелодией ставит дома его сокурсница Сара. Плюс к этому композитор фильма Кейт ЭМЕРСОН заявил, что музыка, сопровождающая поездку Сары на такси между двумя вышеуказанными эпизодами, тоже рождена из «Va, pensiero». Лично я, правда, этого обнаружить не смог, как ни вслушивался.
Второй фильм трилогии о «Трех Матерях» вышел не таким цельным, как «Суспирия». Последовательно гибнущие персонажи слабо связаны друг с другом лишь фактом знакомства с сестрой Роуз и братом Марком. А сами брат и сестра с детской непосредственностью Гензеля и Гретель лезут во все укромные уголки нью-йоркского дома, построенного для Матери Тьмы, будто это пряничный домик.
В этом отношении «Va, pensiero» можно интерпретировать в фильме, как нахождение в рабстве повседневности и, как освобождение, — мечту о Пряничном домике на берегу молочных рек с кисельными берегами как некой яркой мистической реальности. Роуз – поэт и любительница такого рода книг: не просто же так она заинтересовалась неразрезанным фолиантом «Три Матери». У нее на столе раскрыто еще несколько такого рода книг.
Подтверждение версии — появление на экране во время или после звучаний хора «самой красивой из Матерей – Матери Слез». Марк ее видит как нечто прекрасное и недостижимое и даже устремляется за ней, забыв письмо от сестры. И не подозревает, что ее мир может обернуться ликом Смерти. И обернулся. Не будите лиха пока оно тихо.
Любопытно, что владелец антикварного магазина Казанян, тоже позже погибший, говорит Роуз, что «существует множество рассказов о прОклятых домах, например, о вилле монстров в Багерии возле Палермо». Той Багерии, где встречали мелодией «Va, pensiero» Майкла Карлеоне.
облако тэгов
